Щелкунчик
Ккогда ещё деревенские девахи могут показаться в нарядах, как не на балете?
Вот и мы отправились проветрить платья и поглазеть на народ.
Поскольку Лукьян в автономное плавание больше, чем на два часа не ходит (горючка кончается и срабатывает сигнализация), то везти дам в светское общество пришлось мне. Да и Щелкунчика я в жизни не видел. Надо приобщаться к высокому.
Чтобы не ударить в грязь лицом, Соня одела платье нежно голубого цвета до пят и ниже. На одном плече сумочка. На другом - бинокль. Настоящий матёрый театрал. Настя оделась попроще - платье и бинокль. Обе в кандовых зимних резиновых сапогах. У нас свои понятия об изяществе, городскому жителю не доступные.
Счастье лицезреть изящных балерин и роскошные наряды неосуществимо без создания соответствующего настроя во всём теле. В то время, как для мурашек удовольствия было достаточно всего шести часов дебатов вокруг шкафа, то для желудочного пароксизма заготовлен бутерброд с колбасой.
Как только на сцене замахали ногами первые танцоры, вокруг нас разнеслось восхитительное колбасное амбре. Соня, если держит в руках бутерброд с колбасой, то это, как расплавленный чугун стискивать. Мой наказ оставить провиант на антракт не выдержал натиска желаний и сдался через пять минут от занавеса.
- Я пить хочу, - громобойным шёпотом сообщила сытая дочь.
Соседи вздрогнули, а правая флейта поперхнулась верхним Ля.
- Ничего, это ещё только начало, - нагло посмотрел я на ту половину зала, которая решила, что главное действие будет теперь развиваться на нашем ряду. - В антракте купим воды, - микро шёпотом послал сообщение прямо в ухо Соне.
- И я хочу пить, - проснулся некормленый ребёнок с другой стороны.
Полуголая спина перед нами резко выпрямилась и покрылась пупырышками.
- В антракте купим воды, - повторил шифровку Насте.
- КХЕ, - выстрелила она.
Вот уже четыре месяца Настя страдает мистическим кашлем. При чистом горле и отличных лёгких, она находит причину издать резкий, выстрелу подобный «КХЫ». Никакие уговоры потерпеть или повременить с чисткой горла не помогают. Дочь сама признаёт, что ничего не мешает и ничего не чешется, но считает своим долгом тряхнуть лёгкими на радость всем дремлющим и поэтично настроенным.
- Кхе, - скромно ответил третий ярус слева.
- Кхры, - галантно отозвался партер.
Перкуссионист сбился с ритма и перешёл на регги.
Настя забралась ко мне на ручки и, поелозив, стащила сапоги. Первый гулко упал на пол, а второй дочка принялась изучать на предмет лишнего содержимого. Хорошо соседей сзади не было. Никто не видел сапога, летающего над головой.
- Пап, я устала, а перемотать можно?
- Ты чего, это же живые люди. Их можно только попросить побыстрее дрыгать ногами или, вообще, убраться со сцены.
- А громкость поменьше сделать?
- Это легко. Уши заткни.
- Кхы, - повторила чистку по расписанию Настя, и перкуссионист сделал сосредоточенно лицо.
- Кхе, - ответил знакомый с третьего яруса.
- Кхрум, Кхе, Кха, - полетело со всех сторон.
Все больные горлом состоят в тайном сообществе. Если в напряжённой обстановки один не сдерживается, то остальные прикрывают его, оттягивая часть гнева и рассеивая внимание. Кармические проклятия блуждают маленькими шаровыми молниями, теряются в пространстве, а не прут сразу все в они руки.
Только самые близ сидящие стрелки гневными взороми достигают цели. Они бьют прямой наводкой, не полагаясь на тепловизоры и головки самонаведения.
- Ой! Снежинка падает, - слышу я в одно ухо. Киваю головой в ответ.
На сцену действительно медленно спускается запоздалый реквизит в единственном экземпляре.
- Ой! Снежинка падает, - раздаётся в другое ухо. Киваю и в ту сторону.
- Ой! Ещё одна падает, - снова киваю.
- Ой! Ещё одна падает, - как эхо повторяется с другой стороны.
- И ещё, - хором в два уха.
- Вы мне так все снежинки комментировать будете?
- КХРРЯ! - отзывается возмущённая Настя.
Я стреляю глазами в ожидании арт-поддержки из зала.
- Кхе, кхе, - зачастило нестройное прикрытие.
Надо отдать должное, действие захватило девочек, и они не так маялись от скуки, как страдал я. По крайней мере, я был рад, что в последний момент заскочил за биноклями.
Хорошо, что купил - мне было чем разглядеть ножки балерин.
Хорошо, что два - не было драки с поножовщиной.
В антракте мы мерили строевым шагом расстояние от стены до стены, презрительно цыкая сквозь зубы на лёгкие туфельки модниц. Их бы в наши жидкие сугробы. Модницы только успевали отпрыгивать в стороны. А не увернулись бы - получили сапогом по шпильке. Чай, наша бы взяла.
На втором действии мы ничем кроме кашля не отличились. Под занавес Соня решила хлебнуть воды и крепко стиснула пластиковую бутылку. На этом месте у одной из краснощёких слетел мега-кокошник. Мне пришлось быстро спрятать бутылку и обернуться назад в поисках шума.
Настя не побоялась праведного гнева разъярённой толпы. Выхватила из рук воду, запрокинула голову и втянула воздух, как хорошая вакуумная установка. Бутылка съёжилась до размера кулака с радостным хрустом. Я вжался в кресло, опасаясь расправы, но тут грянули литавры и актёры потянулись кланяться.
- Спасён, - промелькнуло в голове, - делаем ноги, пока у всех заняты руки.
Так и закончился наш культурный поход. Девочки довольны и сыты. Я жив.
И на том хорошо.