top of page

Щелкунчик

Ккогда ещё деревенские девахи могут показаться в нарядах, как не на балете?

Вот и мы отправились проветрить платья и поглазеть на народ.

Поскольку Лукьян в автономное плавание больше, чем на два часа не ходит (горючка кончается и срабатывает сигнализация), то везти дам в светское общество пришлось мне. Да и Щелкунчика я в жизни не видел. Надо приобщаться к высокому.

Чтобы не ударить в грязь лицом, Соня одела платье нежно голубого цвета до пят и ниже. На одном плече сумочка. На другом - бинокль. Настоящий матёрый театрал. Настя оделась попроще - платье и бинокль. Обе в кандовых зимних резиновых сапогах. У нас свои понятия об изяществе, городскому жителю не доступные.

Счастье лицезреть изящных балерин и роскошные наряды неосуществимо без создания соответствующего настроя во всём теле. В то время, как для мурашек удовольствия было достаточно всего шести часов дебатов вокруг шкафа, то для желудочного пароксизма заготовлен бутерброд с колбасой.

Как только на сцене замахали ногами первые танцоры, вокруг нас разнеслось восхитительное колбасное амбре. Соня, если держит в руках бутерброд с колбасой, то это, как расплавленный чугун стискивать. Мой наказ оставить провиант на антракт не выдержал натиска желаний и сдался через пять минут от занавеса.

- Я пить хочу, - громобойным шёпотом сообщила сытая дочь.

Соседи вздрогнули, а правая флейта поперхнулась верхним Ля.

- Ничего, это ещё только начало, - нагло посмотрел я на ту половину зала, которая решила, что главное действие будет теперь развиваться на нашем ряду. - В антракте купим воды, - микро шёпотом послал сообщение прямо в ухо Соне.

- И я хочу пить, - проснулся некормленый ребёнок с другой стороны.

Полуголая спина перед нами резко выпрямилась и покрылась пупырышками.

- В антракте купим воды, - повторил шифровку Насте.

- КХЕ, - выстрелила она.

Вот уже четыре месяца Настя страдает мистическим кашлем. При чистом горле и отличных лёгких, она находит причину издать резкий, выстрелу подобный «КХЫ». Никакие уговоры потерпеть или повременить с чисткой горла не помогают. Дочь сама признаёт, что ничего не мешает и ничего не чешется, но считает своим долгом тряхнуть лёгкими на радость всем дремлющим и поэтично настроенным.

- Кхе, - скромно ответил третий ярус слева.

- Кхры, - галантно отозвался партер.

Перкуссионист сбился с ритма и перешёл на регги.

Настя забралась ко мне на ручки и, поелозив, стащила сапоги. Первый гулко упал на пол, а второй дочка принялась изучать на предмет лишнего содержимого. Хорошо соседей сзади не было. Никто не видел сапога, летающего над головой.

- Пап, я устала, а перемотать можно?

- Ты чего, это же живые люди. Их можно только попросить побыстрее дрыгать ногами или, вообще, убраться со сцены.

- А громкость поменьше сделать?

- Это легко. Уши заткни.

- Кхы, - повторила чистку по расписанию Настя, и перкуссионист сделал сосредоточенно лицо.

- Кхе, - ответил знакомый с третьего яруса.

- Кхрум, Кхе, Кха, - полетело со всех сторон.

Все больные горлом состоят в тайном сообществе. Если в напряжённой обстановки один не сдерживается, то остальные прикрывают его, оттягивая часть гнева и рассеивая внимание. Кармические проклятия блуждают маленькими шаровыми молниями, теряются в пространстве, а не прут сразу все в они руки.

Только самые близ сидящие стрелки гневными взороми достигают цели. Они бьют прямой наводкой, не полагаясь на тепловизоры и головки самонаведения.

- Ой! Снежинка падает, - слышу я в одно ухо. Киваю головой в ответ.

На сцену действительно медленно спускается запоздалый реквизит в единственном экземпляре.

- Ой! Снежинка падает, - раздаётся в другое ухо. Киваю и в ту сторону.

- Ой! Ещё одна падает, - снова киваю.

- Ой! Ещё одна падает, - как эхо повторяется с другой стороны.

- И ещё, - хором в два уха.

- Вы мне так все снежинки комментировать будете?

- КХРРЯ! - отзывается возмущённая Настя.

Я стреляю глазами в ожидании арт-поддержки из зала.

- Кхе, кхе, - зачастило нестройное прикрытие.

Надо отдать должное, действие захватило девочек, и они не так маялись от скуки, как страдал я. По крайней мере, я был рад, что в последний момент заскочил за биноклями.

Хорошо, что купил - мне было чем разглядеть ножки балерин.

Хорошо, что два - не было драки с поножовщиной.

В антракте мы мерили строевым шагом расстояние от стены до стены, презрительно цыкая сквозь зубы на лёгкие туфельки модниц. Их бы в наши жидкие сугробы. Модницы только успевали отпрыгивать в стороны. А не увернулись бы - получили сапогом по шпильке. Чай, наша бы взяла.

На втором действии мы ничем кроме кашля не отличились. Под занавес Соня решила хлебнуть воды и крепко стиснула пластиковую бутылку. На этом месте у одной из краснощёких слетел мега-кокошник. Мне пришлось быстро спрятать бутылку и обернуться назад в поисках шума.

Настя не побоялась праведного гнева разъярённой толпы. Выхватила из рук воду, запрокинула голову и втянула воздух, как хорошая вакуумная установка. Бутылка съёжилась до размера кулака с радостным хрустом. Я вжался в кресло, опасаясь расправы, но тут грянули литавры и актёры потянулись кланяться.

- Спасён, - промелькнуло в голове, - делаем ноги, пока у всех заняты руки.

Так и закончился наш культурный поход. Девочки довольны и сыты. Я жив.

И на том хорошо.

bottom of page